ДЕМАД

афинский оратор и политик. Ориентировочная дата рождения – 380 г. до н.э. Происходил из низших сословий, был сыном рыбака. Благодаря врожденному ораторскому дару и живости интеллекта приобрел большое влияние в афинском обществе. В 338 г. до н.э.  после поражения афинян и их союзников при Херонее попал в македонский плен, где сумел расположить к себе царя Филиппа, и выступил в качестве посланника в Афины с предложениями македонской стороны о заключении мирного договора, получившего впоследствии название Демадова мира^[1].

Столь заметная роль Демада в заключении мирного договора способствовала усилению позиций промакедонской партии в Афинах, лидеры которой  Фокион и Демад в период вплоть до смерти Александра и начала Ламийской войны в 323/2 г. до н.э. являлись (наряду с распорядителем финансов Ликургом, представлявшим антимакедонскую группировку) наиболее влиятельными афинскими политиками.

По-видимому, влияние Демада на афинское общество (особенно в первые годы азиатского похода Александра) было столь велико, что в разговоре с  Фокионом он мог позволить себе уверенно говорить даже о возможности убедить народ в необходимости коренного изменения политической системы. «Почему бы, Фокион, нам не убедить афинян принять лаконское государственное устройство? Скажи только слово – и я охотно внесу предложение и выступлю перед народом»^[2].

Авторитет Демада (пожалуй, за исключением, нескольких самых последних лет жизни) был чрезвычайно велик и за пределами Аттики. В 335 г. до н.э. после смерти Филиппа Македонского и антимакедонского восстания в Беотии, которое было жестоко подавлено молодым царем Александром (Фивы были разрушены до основания, а его жители проданы в рабство) только Демад решился принять на себя миссию по восстановлению отношений между Македонией и Афинами. Для этого он отправился на переговоры вместо посольства, возглавляемого Демосфеном, который, страшась гнева македонского царя, пренебрег исполнением возложенного на него поручения и вернулся в Афины, расставшись со своими товарищами у Киферона на границе с Беотией. При этом Демаду удалось не только примирить афинян с Александром, но и убедить царя помиловать восьмерых народных вожаков, возбуждавших афинян к восстанию против Македонии: Демосфен, Полиэвкта, Эфиальта, Ликург, Мерокла, Демона, Каллисфена и Харидема, - выдачу которых Александр считал предварительным условием восстановления добрых отношений.

В целом, политические убеждения Демада основывались на идеях панэллинизма, впервые сформулированных Исократом в его «Панегирике». А поскольку в этот исторический период единственной державой, способной объединить вокруг себя греческие государства, являлась Македония – то и политика афинских государственных деятелей, разделявших идеи панэллинизма, де-факто была политикой промакедонской. Это делало Демада одним из главнейших политических противников Демосфена, который отстаивал ценности традиционной полисной демократии.

Пожалуй, Демад был одним из наиболее последовательных приверженцев идеологии панэллинизма. Но у его современников и значительной части более поздних исследователей, ориентированных на ценности афинского общества периода расцвета полисной демократии, сформировалось мнение о Демаде как о достаточно беспринципном политике, который «часто бывал вынужден выступать вопреки достоинству и обычаям своего города»^[3]. Сам же Демад возражал своим оппонентам, очарованным идеалами и ценностями уходящей эпохи, что он «управляет лишь обломками государственного корабля»^[4].

Следующим публичным шагом Демада на политическом поприще было внесение предложения (которое тогда не получило поддержки даже у  Фокиона) об участии Афин в Коринфском конгрессе 338 г. до н.э., на котором Филипп был провозглашен командующим всех греко‑македонских войск в войне против Персии. Во время азиатского похода Александра Демад поддерживал тесные отношения с Македонией, наместник которой Антипатр считал Демада своим другом^[5]. Когда спартанцы во главе с Агидом предприняли попытку отпасть от Македонии, Демад не советовал афинянам вставать на сторону Спарты.     

После внезапной смерти Александра в 323 г. до н.э. Демад убеждал афинян не доверять не вполне точным слухам, а тем более – не предпринимать попыток изменить существующий порядок вещей. «Александр не умер, афиняне, - говорил он, - иначе бы весь мир почуял запах его трупа»^[6]. «Македоняне, потеряв Александра, по силе стали равны киклопу, потерявшему глаз», - настаивал Демад^[7].

Слова Демада не были услышаны. В 322 г. до н.э. началась так называемая Ламийская война, идейным вдохновителем которой был лидер антимакедонской партии Демосфен. В начале военные действия складывались в пользу Афин и их союзников. Сам Демад был обвинен в том, что якобы пытался провозгласить Александра «тринадцатым богом»^[8], нарушив тем самым старый афинский закон о запрещении почитать богов, кроме тех, которые считаются традиционными^[9]. По этому обвинению Демад был подвергнут атимии и присужден к уплате огромного штрафа, которого не был в состоянии выплатить, вследствие чего вынужден был на некоторое время уехать из Афин.

Но дальнейший ход событий подтвердил правоту Демада. После подхода помощи из Азии, македонские войска нанесли поражения афинянам и их союзникам на суше при Кранноне и на море у острова Аморгос. Следствием поражения в войне стало заключение мирных договоров между Македонией и каждым из членов коалиции греческих государств. Демад был возвращен в Афины и вместе с  Фокионом, Ксенократом и Деметрием Фалерским принял участие в переговорах по заключению мирного договора с Македонией, условия которого существенно ухудшали (ослабляли) положение Афин. Одним из первейших условий заключения мира победители называли выдачу инициаторов начала войны против Македонии. Поскольку все они заранее скрылись из города, афиняне по представлению Демада заочно присудили к смерти вождей антимакедонской партии, в числе которых находились  Демосфен и Гиперид.

С этого времени и вплоть до своей смерти Демад вместе с  Фокионом вновь находится у власти. В 319/18 г. до н.э. по поручению афинян Демад вместе с сыном отправляется к Антипатру с просьбой об удалении македонского гарнизона из Мунихии. Однако к моменту прибытия в Македонию Антипатр, с которым Демада связывали дружеские отношения, «был уже тяжко болен и всею властью завладел Кассандр, который перехватил письмо Демада, отправленное к Антигону, в Азию. Демад призывал Антигона вмешаться в дела Греции и Македонии, которые, как писал он, издеваясь над Антипатром, болтаются на старой и гнилой нитке. Поэтому Кассандр приказал схватить Демада, едва тот появится у него перед глазами, и, прежде всего, велел убить его сына, поставив юношу так близко от отца, что Демад был залит кровью с головы до ног и несколько капель попали ему даже за пазуху, а потом, осыпав его грубейшею бранью и упреками в неблагодарности и предательстве, казнил»^[10].

Данный факт измены Демада собственной промакедонской ориентации (равно как и некоторые из приведенных выше поступков) способствовали формированию мнения о Демаде как о достаточно беспринципном политике, более озабоченном личными интересами, нежели заботой о государстве. На подобную оценку деятельности Демада, безусловно, повлияли и некоторые негативные черты его характера, ставшие особенно очевидными в последние годы жизни, по поводу чего не преминул съязвить Антипатр, говоря, что от Демада, «как от закланной жертвы, остались только язык да желудок»^[11].

Тот же Антипатр, как сообщают, говорил, что «у него в Афинах два друга –  Фокион и Демад: первого он никак не убедит принять от него подарок, а второму, сколько ни дарит, все мало»^[12]. Но, вероятно, более всего современников раздражало то, что Демад, пробившись к вершинам власти из беднейших слоев общества, не считал нужным блюсти меру, но «рисовался своим богатством, не останавливаясь при этом даже перед нарушением законов. Действовавший тогда в Афинах закон запрещал чужеземцу участвовать в выступлениях хора под угрозою штрафа в тысячу драхм, налагавшегося на хорега, и вот Демад собрал хор из одних чужеземцев, числом в сто человек, и явился с ними в театр, сразу же захватив по тысяче драхм на каждого для уплаты штрафа. Справляя свадьбу своего сына Демеи, он сказал: «Когда я, сынок, женился на твоей матери, этого не заметил даже сосед, а с расходами по твоей женитьбе мне бы не справиться без помощи царей и властителей»^[13].

Впрочем, характеру Демада были присущи и совершенно противоположные черты: незлобивость, готовность придти на выручку, отсутствие чувства личной вражды даже к самым заклятым политическим противникам. Плутарх рассказывает, что Демад неоднократно приходил на помощь своему злейшему политическому оппоненту Демосфену, который испытывал страх перед непредвиденными выступлениями, и если слушатели начинали шуметь, часто сбивался. В таких случаях «Демад не раз вставал со своего места и быстро приходил ему на помощь, но никогда Демосфен не оказывал подобных услуг Демаду»^[14]. Все это принадлежало к естественным чертам характера Демада - как и природный дар оратора, который позволял ему выступать без всякой предварительной подготовки и брать «верх над Демосфеном со всеми его предварительными размышлениями и трудами»^[15].

Тем своим противникам, которые указывали на непоследовательность его политики и изменчивость взглядов, Демад возражал, что «себе самому он противоречил часто, но благу государства – никогда»^[16]. В связи с этим высказыванием Демада нелишне будет напомнить басню «Оратор Демад» («Демад и афиняне»), приписываемой Эзопу, но авторство которой, вероятно, принадлежит Деметрию Фалерскому, первому собирателю и издателю сборников эзоповых басен.

Оратор Демад.

Оратор Демад говорил однажды перед народом в Афинах, но слушали его невнимательно. Тогда он попросил позволения рассказать народу Эзопову басню. Все согласились, и он начал: "Деметра, ласточка и угорь шли по дороге. Очутились они на берегу реки; ласточка через нее перелетела, а угорь в нее нырнул..." И на этом замолк. " А что же Деметра?" - стали все его спрашивать. " А Деметра стоит и гневается на вас, - отвечал Демад, - за то, что Эзоповы басни вы слушаете, а государственными делами заниматься не хотите".

Так среди людей неразумны те, кто пренебрегают делами необходимыми, а предпочитают дела приятные.

(Эзоп. Оратор Демад).

По-видимому, и упомянутое уже обращение Демада к Антигону с просьбой вмешаться в дела Греции вовсе не было предательством своих македонских союзников – но являлось последовательным продолжением политики панэллинизма в новых условиях, когда одна часть бывших соратников Александра, к каковым принадлежал Антигон, еще боролась за единство империи, другая же – все более погрязала в междоусобных войнах, которые так напоминали братоубийственные усобицы греков начала и середины века.

Поэтому при оценке политической деятельности Демада следует принимать во внимание не только негативные высказывания, но и слова Феофраста, который, будучи спрошен, что он думает об ораторе Демосфене, отвечал: «Достоин своего города», а о Демаде – «Выше своего города»^[17].

Речи Демада были утрачены еще в I в. до н.э. Уже Цицерон и Квинтилиан не знали никаких его сочинений.

G