ОПИСАНИЕ ДНЕЙ
УПОДОБЛЕНИЕ
-
Но почему теперь Он не говорит с нами? Быть может, Высокий лгал, и Его
нету вовсе?
-
Высокий не назвал имени преемника. А Наблюдатель, мы знаем, не
открывается всякому.
-
Что же нам делать теперь?
-
А разве недостаточно знака Его молчанья?
-
Знака равнодушия и насмешки?
-
Но если Он хочет сказать, что мы более не нуждаемся в наставлениях, что
вслушиваться должны не в голос извне, а – в себя?
-
Тогда гибель Мальчика не является для нас знаком?
-
Ты полагаешь, его смерть не случайна?
-
Мы знаем, что Мальчик умер во сне.
-
Но мы видели также, как все случилось. Это был сон, известный Высокому.
-
И ты считаешь, он вызвал сновиденье из небытия?
-
Тогда Высокий тем более не подсуден нам.
-
Воплотить сон по силам лишь Наблюдателю.
-
Но только Высокому открывался Он.
-
И мы знаем это также со слов Высокого.
-
Что ты хочешь этим сказать?
-
Всякое слово из уст Высокого – только слово Высокого.
-
Я тоже слышала Его голос.
-
…В самом деле?
-
Да, мы находились вдвоем в Комнате слов, и это не был голос кого-то из
нас.
-
Но ты уверена, что говорил Наблюдатель? Что Он сказал?
-
Он вопросил Высокого: «Что делаешь ты?»
-
Ты что-то путаешь. Разве Наблюдатель не видел этого? Он наставляет нас.
-
Кажется, Высокий уже задернул штору на потолке. Или хотел сделать это.
Возможно, Он предостерегал…
-
Предостерегал? От чего? Разве за тканью шторы Наблюдатель ослабевает?
Разве Он видит и не видит, как мы?
-
Ты спрашиваешь о том, на что нет ответов.
-
Почему же?
-
Оттого, что следующий человеческий вопрос: но если видит Наблюдатель
по-иному, чем мы – не действует ли Он и в промысле
своем безразлично нам? Разве еще прежде не был спрошен другой
человек: «Где брат твой Авель?»
-
Да, это так.
-
И молчит Он, ибо бессмысленно отвечать нашим вопросам.
-
Но ты никогда не говорила, что Высокий укрывался за шторой.
-
Один из нас ждал объявить все в день Праздника.
-
И это привело к смерти?
-
…Это был Мальчик?
-
Нет.
-
Откуда же известно тебе?
-
Погодите. Мы ищем виновных, не будучи уверены даже в факте насилья.
Ведь все наблюдали в это время за лодкой.
-
А что знаем мы о Высоком, чтобы верить ему?
-
Он не рассказывал даже своих снов.
-
Я знаю – почему. Ему снилось одно и то же. Мальчишки, что
погибли в учебном плаванье, где Высокий был капитаном.
-
Выходит, мы разыграли его сон?
-
Он повинен и во всех прочих бедах.
-
Что называешь бедами ты?
-
Он обещал, что мы станем как боги. Но ни один из нас не сделался здесь
счастливей…
-
А мне он не позволил вернуться к семье.
-
Что ты говоришь?
-
Я говорю… Я уже стоял у кассы, чтоб взять билет, когда
подошел он.
-
Он принуждал тебя силой?
-
Он предложил купить пару колгот в подарок жене.
-
Ну?
-
И у меня не хватило денег на билет.
-
Разве ты не подумал прежде?
-
Это было как бы затменье.
-
А учил ли Высокий, что Наблюдатель благ?
-
А каков тогда Тот, кто молчит?
-
Не знаю. Это мы – ответчики перед Ним. Он молчит, давая волю
ходить либо уклоняться путей Его. Молчит, чтоб помнили о дарах, и
прежде ответствовали себе. Но когда отстраняются вовсе стези Его,
напоминает Наблюдатель о себе вопрошанием.
-
Либо смертью кого из нас…
-
Ты полагаешь, на все воля Его?
-
А что известно вообще о Наблюдателе и Его целях? Мы думаем, что
исполняем волю Его, не зная даже, что для Него зло, дается ли нам жизнь
во благо, и что берет Он от нас.
-
Думаешь, если нам объявить истину – мы уразумеем, о чем речь?
Если укажут путь благости – мы сколько-нибудь приблизимся к
цели, а не вовсе упустим ее? Если цель вообще существует…
-
Что ты хочешь сказать?
-
Мы вылепливаем Наблюдателя по образу своему. А Он, быть может, вовсе не
схож с нами, и нет пути вознестись раствориться в Нем, но только в
делах и помыслах не быть Его супротивником. Ведь говорят, что Он весь
– зренье и слух, но дыхания нет в Нем…
-
И сущность Его шаровидна…
-
Именно.
-
Но, может, Высокий утаивал именно это, полагая, что мы
ужаснемся…
-
А разве мы вольны изменить что-либо, каковой ни окажись правда?
-
Ты полагаешь, зло и несчастье происходят не оттого, что все сущее
ущербляет другого – но из расхожденья с устремлениями Его?
-
Я думаю, зло существует оттого, что весь мир – непостоянство
и протекание. А становясь иным, нечто меняет отношенья с рядоположенным
– а это и есть жить за счет жизней. Но такова именно Его
сущность, происходящая из шаровидности либо иной формы ограниченья. Ибо
как сотворить мир, где неисчислимое
пребывает вечно? И Он создал все, и нет такого, что бы не
существовало, - но протекать и изменяться,
поскольку бесконечность
неисчислимого нельзя и помыслить. И потому нет в
мире ничего, что сродно Ему – иначе, чем по образу и подобию
измененья. Все протекает, все изменяет все. И нет человеку пути
установленного от рождения к смерти. Ибо склонясь к одному, губит
Наблюдатель всю тьму Вселенной. Не волен избирать Он…
-
Но может, Он погубил себя, призвав Высокого? Может быть, Наблюдателя
давно нет, и мы одни?..
-
Когда нет Наблюдателя – нет ничего…
-
Зачем тогда наши слова на стекле? Кто назначает Высокого? Быть может,
Наблюдатель молчит, читая сейчас их или слушая нас? Ведь зренье и слух
есть в Нем?.. Может, он думает, кого назначить Высоким?
-
Слова безразличны ему. Его поступки – бездействие. Он
безмолвствует, ибо бессильно всякое Его слово здесь – но в
молчаньи сокрыта мощь. Незримо направляет Он каждого, но волен и вовсе
отвернуться. И взрастают тогда непотребства…
-
А отвернувшись, становится как бы слеп к нам?
-
Да, ибо Он один праведен. А кто взглянул и помыслил бесчинно
– уже согрешил…
-
Как можно вообще Ему видеть наш мир?..
-
Говорю, не подобен нам Наблюдатель. Он спит и видит сон, в котором и
существуем истинно мы. И смежены очи Его. И не увидит Он нас, даже
отверзнув очи, ибо и слепота Его не сродни нашей. Ибо Он –
чистота и свет, и лишь чистота и свет очевидны Ему. Мы же видим как в
полумраке, и не узрим света истинного и чистого. А увидев –
умрем либо ослепнем.
-
Но может, в смерти и слепоте нам открывается свет? Может, Наблюдатель
волен избрать тех, кто прошел уже путь изменений, кого нет здесь? И не
призвал ли Он Мальчика читать невидимое Ему со стекла, и исчислить вес
и дать цену нашим словам?
-
И назвать громоподобно имя Высокого?
-
А почему бы и нет?
-
Тебе бы одну весть – хоть от мальчика, от коего слова никто
не слыхал, который только стучал мячом.
-
Нет.
-
Что – нет?
-
Я слышала его голос.
-
Да. Если ты слышала самого Наблюдателя…
-
Правда. Вчера у моря. Когда мы все смотрели на лодку. Я даже не поняла
сразу, что голос – Мальчика… А потом все
повернулись…
-
Что он говорил?
-
Не знаю. Я только теперь вспомнила… голос…
-
Но – интонация… Он плакал? Просил? Может
– молил о пощаде?..
-
Думаешь, его убивали у нас за спиной? И он…
-
Он назвал чье-то имя?
-
Не знаю…
-
…А он все также молчал… пока?..
-
А может – именно Мальчик и наблюдал за нами?..
Читайте также:
ИГОРЬ ВЕГЕРЯ. ПРОЗА.
ПРОЕКТ ДЕМЕТРИУС.