|
 |
|
 |
|
 |
|
|
|
К Р И П Т О
р о
м а н
© И.И. Вегеря
6. Он достал из нагрудного кармана рубахи блокнот, вырвал лист и написал: “Купить”. Равжин написал слово в самом верху, дополнительно подчеркнув, впрочем, не толстой линией. Далее значилось: молоко, хлеб... Лишь в самом конце списка стояло неопределенное "что понравится". Мария так и сказала: может быть, что-то понравится тебе... Равжин намеревался идти за покупками после обеда. Утром он вошел в дом: спросить, не нужно ли чего и Марии. Она сидела перед включенным телевизором с вязаньем в руках. Да, ответила - кое-что из продуктов. Ей не хотелось бы выходить из дому... Она не договорила. - Как ты сегодня спала? - спросил Равжин. - Спасибо. Хорошо. Мария приращивала к шерстяной полосе петлю за петлей. - У тебя хорошо получается. Равжин посмотрел на ее руки. - Да? - Мария улыбнулась. - Это - проба. Я решила взглянуть на узор. Она отстранила шерстяной лоскут, расправляя его на ладони. - Можно, я погляжу на тебе? Тяжело вздохнув, Мария поднялась с дивана. “Чей же ребенок?” - подумал опять Равжин. Он вздрогнул от прикосновенья к своим плечам пальцев женщины. По телевизору шла какая-то медицинская передача. Два или три раза Мария провела ладонью по спине Равжина, разглаживая образец. - Я думаю, самая подходящая вязка для свитера. - Да. На минуту они замолчали. - Наверное, достаточно. Буду распускать… Все-таки я не верю, что С-нов хоть в чем-нибудь виноват. Мария села опять на диван. Положила на колени вязанье. - Тебе помочь? - Чем? Я сама. Мне нужно только смотать в клубки. - Я когда-то помогал матери. -Ладно. Равжин принял из ее рук шерстяной вывязанный прямоугольник. Мария потянула за свободный конец, соединяющий, словно пуповина, клубок с вязанием, осторожно, как бы примериваясь, обвила нить вкруг клубка и, раздергивая петли, принялась вырывать из рук Равжина ряд за рядом. Он глядел на пальцы, притянутые нитью к клубку. Мария высвободила их на секунду. Развернула шерстяной шар, смещая плоскость навивки. - Вообще-то, я совсем не умею вязать. Не представляю толком даже фасона свитера. И посмотреть негде. Так - авось... Она встала, направляясь в свою комнату за остальными мотками. Вот что необходимо, подумал Равжин - книга или журнал по вязанию... Он выставил свои руки - согнув, словно изображал рога буйвола. Мария набросила на них собранную кольцом шерсть. “Кто же отец ребенка?” Она потянула за нить. Равжин послушно подогнул кисть левой, потом - правой руки. - Не люблю я всего этого, - сказала Мария. - Вязанье… Это мать зарабатывала шитьем. Меня, говорят, и нянчили заказчицы. Или мать усаживала на стол рядом с машинкой. Равжин представил Марию на столе - теперь, с огромным ее животом. - Мать-то была у меня классной портнихой. Да и сейчас... Хотя... Знаешь, выучилась всему сама. - Как ты? Мария улыбнулась. Книга по вязанию, напомнил Равжин себе... - Нет. Она даже специально ходила в наймы. Сначала жила у старшей сестры. Нянчила детей. Потом ушла. Портниха на станции как раз брала ученицу. Надоело: муж сестры все бубнил: “Я не солнышко, чтоб всех согреть”. А у портнихи - тоже трое детей. Тоже нужна нянька. Равжин подумал: девочка - Мария, девочка - ее мать... “...И родится девочка...” Он оглянулся на голос. Теперь в телевизоре говорили об определении пола ребенка еще до рожденья. - Может, ты будешь смотреть? - спросила Мария. - А то я болтаю. - Нет-нет. - Нет-нет, - повторил. - Я слушаю тебя. А о чем мог бы рассказать он?.. Что мать провожала его каждый день в школу? И над ним потешались одноклассники? А стыдное таилось почти в каждом воспоминании?.. - А знаешь, как завела портниха детей? - Кажется, не существует иного способа... - Я не о том. Я не сказала тебе? Портниха была хромая, жила без мужа. Подобрала какого-то забулдыгу, но симпатичного - видно, отстал от поезда. Родила от него троих и выгнала... Мне, говорит, нужны красивые дети, а не муж... “Почему все-таки девочка?” - повторил вопрос Равжин. Что-то казалось ему неестественным в голосе, который пояснял за спиной: Но родится девочка, я знаю – Оттого что в это верю я... Мария говорила о своей матери. Что же именно?.. Утверждение разваливалось от внутренней противоречивости: знание по причине веры? Но: верую - ибо не имею доводов (отрицательного знания?) против: чего?.. Априорной убежденности, что сама по себе допускает или отвергает указанное знание? Во всяком случае, голос (мужчина) мог иметь и собственные резоны. Во что верил он? В достоверность исследований? Все же он исходил из научного факта. Вера - по вере?.. Никак не накладывались: иллюстрация и первоначальная посылка. Сюжет и голос. Голос за кадром?.. Скорее всего. Не нарушая установленного ритма: левая, затем правая кисть - Равжин оглянулся. По-прежнему: кресло, несколько мужчин в белом. Голос... Слова... - Быть может, ты, в самом деле, будешь смотреть? Садись на диван, я - на твой стул. Нет-нет. Говорилось лишь о возможности видеть сквозь... Отчего же?.. Девочка... – как думают женщины. Мужчины же - ... Хотя: Мария хотела сына. Говорила ли об этом она? Придумал?.. - ...Так вот, эта самая портниха оставляла у себя маму. “Ты мне как старшая дочь...” То есть? - Собиралась ее удочерить? - спросил Равжин. - Нет. Я же говорю: хозяйка начала слепнуть. Уже давно поручала: подстрочи, сметай... А кройке все равно не учила. Мама потом оканчивала курсы. Но как родиться ребенок вовсе без отца? Кто же отец?.. Равжин видел, как сматывается, наброшенная на его согнутые в локтях руки, и убывает шерсть. Правая, левая... Быть может, девочка - только символ? Смысл же - в самом ожидании: того, что будет?.. Кто будет... А кто, подумал Равжин, мог быть у той черной женщины? Вот без чего невозможно ожидание... Даже если известен отец... Без матери. Он попытался рассудить логически: он виноват. Чем именно? Тем, что он есть, а нет женщины?.. Присутствием в расчетной точке в установленное время?.. В обладании некоторой массой покоя?.. Что родился он - тоже ожидание: чье?.. Равжин замер: нет матери. Оттого - что есть он?.. Причинна ли связь? Следует ли: когда не станет самого Равжина?.. Все-таки мать была. Равжин помнил. Провожала его. Ожидала под окнами школы - взять за руку и вести домой... Он же стоял у доски в классе. И: они существовали одновременно?.. Стоял на виду у всех, но - словно не был уже... Стыдное. В каждом воспоминанье. - Послушай... И он должен будет рассказать матери. Ведь не уйдет – ожидая, как договорено, на противоположной стороне улицы. - Понимаешь ли ты, как это низко?.. Подумай: Оля или Наташа станут заглядывать в туалет к мальчикам?.. Равжин посмотрел на Марию. Если бы знала... Оля и Наташа... К мальчикам, о мальчиках - вместе с ними: мальчиками и девочками - убегали в сторону виноградника. А Равжин сидел именинником во главе стола. И: Елена Федоровна - уткнув в тарелку свой взгляд... Но только справедливости, справедливости хотел Равжин. - Понимаешь ли ты?.. Что - опоздал?.. С возвышения у доски наблюдает он: его мать - на улице: два шага к дому - взгляд вверх, два шага к школе - взгляд... Напрасным слепым взором скользя по окнам... Его нет, нет для нее... Там... В каждом воспоминанье. Заканчивалась шерсть. Он почувствовал: молчанье Марии. Последние несколько витков. Соскальзывая с кистей, пряжа натирала запястья рук. Мария молчала. Хотя - могла говорить о своей матери. Итак? Последние несколько. Итак? Итак? - Пожалуй, я пойду, - сказал Равжин. Мария отложила клубок. - Может быть, ты поешь? - Нет. Она поднялась с дивана. - Ты собирался в магазин. Я не дала денег. Чуть переваливаясь, сделала шаг, другой. - Подожди. Не нужно пока... На что вы живете? Мария обернулась. Он вспомнил: не внесенное в список – “М. - для вязания (в книжном магазине)”. - С-нов продает машину. 7. Выходит, меня, в самом деле, здесь нет, повторил Равжин. Он шел в магазин знакомой с детства дорогой – по улице, узкой улице, одну сторону которой составляла колея железной дороги, другую – низкие дома с заборами хилого штакетника. Что же, помыслить, или сказать, или задать вопрос – уже допустить. Допустим: тебя нет… Это представлялось Равжину наиболее желанным теперь исходом. Человек изначально виновен, и рождается он не быть. Ибо всяким своим действием – и сейчас Равжин доказал бы это и черным тем полицейским – посягает он на свободу и жизнь другого. Что же: лечь на диван? – уничтожая в себе не одну только волю, но и саму возможность столкновений в сем мире, покоясь внутри, но не проникая, не двигаясь сквозь него… Еще мальчиком Равжин смутно сознавал это, когда, едва пробудившись в постели и как бы отсутствуя, скользил взглядом по потолку, стенам, изображению за окном. А теперь несуществование Равжина выражалось в том, что, как бы воротясь в одно из мгновений детства, знакомой улицей шел и шел – мимо и мимо – и не мог мимовать (миновать?) одного-единственного дома, а попросту – выйти ниоткуда и никуда придти. Но прежде предстояло все же ему пересечь школьный двор, проследовать вдоль глухих каменных стен складов, и лишь затем - увидеть дом, где вместо забора по периметру росли деревца вишни: теперь и всегда лишь деревца и побеги - и это единственное, чего не мог предугадать Равжин: отчего не вырастал вишенник?.. А далее - внутри вишневой изгороди и за ней, в пространстве двора - чумазые полуголые дети были вполне предсказуемы и согласованы: с чем?.. Когда-то в одном классе с Равжиным учились брат и сестра... Но - по порядку - Равжин вспомнил своих школьных друзей. Какими странными и неподходящими были они. Скажем (Равжин шел мимо школы) - тот мальчик, что сбежал из дому и отсутствовал несколько недель. Он появился потом - тихий и стриженный. Его ввели посреди урока, но не сразу (все были бы удивлены и разочарованы иным) направился к парте. - Ну, расскажи, Черемин… Как потом и сам Равжин, он стоял на возвышении у доски. - Как ехал в поезде? Как там ты сколачивал ящички? Черемин улыбался, но не прибавил и слова: да, в поезде, да, сколачивал... Другой - Веня Хрулев - был вором, влезал через окна-бойницы в склад. Вот, значит, кем мог стать и Равжин, имей возможность всерьез выбирать меж равнозначными быть и не быть. Он первым, тихоня, почти отличник, подходил к ним, страшась вопроса: зачем?.. Но никто не спрашивал. Беглецом и вором... Все-таки - нет. Почему должен он кем-нибудь становиться? Мальчиком Равжин думал: не встретились бы отец и мать - он все равно был бы... В другом городе, с другим лицом. И - даже поступками?.. В чем тогда заключалось его “я”? Теперь, став никем из возможного, он не чувствовал все же разницы с собой, вместе с Зенею-вором курившим болгарские "Солнце". Он как бы и не взрослел, не становился другим. Значит - и не мог, и все иное не для него?.. Попросту: никогда не одолеть ему некоторых запретов в себе: украсть, убить. Либо - сбежать из дому: как будет несчастна мать... Хотя в ином (во всем ином?) Равжин не мог сказать однозначно: да или нет - менялись лица и обстоятельства, и вечная пытка - да или нет? - чужой свободой, на которую посягал он. А Равжин никому, никому не желал зла. И теперь совмещалось навсегда в нем собственное устремление в полной мере не быть с желанием других умертвить его. “Ты воевал?.. Там?.. В Афгане?..” Допустим. Равжин узнавал этот дом: огороженный вишнями (были) двор, полуголых детей (были или нет?), женщину в рваном застиранном халате; мужика, длинным шестом с тряпкой поднимавшего с крыши голубей. Равжин вгляделся внимательней. Он не мог бы сказать, знакомы или нет ему эти люди. В их классе учились лишь двое: брат и сестра – а детей в семье было семь или восемь. Вышла еще одна женщина - с тазом в руках, следом - девушка, почти девочка, с длинными открытыми почти полностью ногами. Зато Равжин мог достоверно описать дом изнутри. Ту единственную его комнату с беленными мелом стенами, дымящей печью, изодранными (лучше б - вовсе некрашеными) полами, куда (были еще - одна или две - кровати с продавленными, словно гамак, пружинными сетками) входил ненадолго много лет назад он. Все угадывалось наперед - достаточно было лишь вместе учиться и только продолжить очевидную (нищими были и тогда) линию их жизни: к несвободе стать когда-либо иными. Но - и к свободе: от собственных и чужих пределов. Точка влекла к себе Равжина. От мальчика (а от девочки?) пахло мочой, и простыни (теперь Равжин не видел их) с желтыми оплывшими пятнами сохли во дворе. Что и являлось непосягательством: не умирая, уступать - признав превосходство всякого над собой. Равжин проходил мимо. Не для него. Мать стыдилась бы. Нищий ни в чем не смеет отказать никому. Нищий - не побирушка. В сущности, жили проституцией, что тоже угадывалось: по смеху в классе, когда девочка на уроке читала о зайцах, которым кто-то (старик из лодки?) кричал: "Эй, вы", - выговаривала она, - "трусы", - а следовало, конечно, сказать - "трусы"; по той вскользь оброненной (по какому поводу?) фразе учительницы: да они дома спят все вповалку. ...Не умирая - достаточно лишь не действовать. Он видел - словно бы сквозь стекло: женщина с тазом, девочка с голыми ногами. То есть: ты пропал без вести? Ты не убит? - надежда для матери? ...Там?.. Ты воевал?.. Знаешь ведь, как бывает?.. В Афгане?.. Допустим. А для других (в полной мере) это равнялось бы твоему не быть... Что же: руки? ноги?.. Кроме того, нет глаз и голоса... Ни иных каких-либо изобличающих личность примет. Значит, ей не отправили похоронку?.. Ты мертв. Кто-то другой, неопознанный, быть может, в твоем гробу. Но: мысль, слух?.. – Надежно упрятанные внутри от посторонних намерений дозваться… Ты не ответишь – “черная дыра”, “вещь в себе”… Некоторый различимый извне объем... На кровати - как и мечтал... Накормленный... Ты, знаю, мог бы достаточно рассказать и сам об... к-х... указанном феномене... Но... понимаешь... ...тебя нет... Что это? Шепот? крик? – голос, скрыв голову под подушкой, не убежать от которого... Это внутри. Тебя нет. Ты похоронен в цинковом гробу надлежащего веса. Минутой молчания помянут одноклассниками на встрече выпускников... И мать каждый вечер со слезами пополам поет у твоей кровати... Значит – жива еще мать? Значит - поверили?.. Ночью, являясь в снах, ты пророчишь смену погоды. Утром удивляешь нежданным вчерашним солнцем. И кто-то вспоминает о тебе, как о неплохом, в сущности, парне... Но - как окончательно!.. Как окончательно!.. Тебя - нет?.. 8. ...Почему так упорен С-нов в нежелании назвать имя потерпевшей? Понимает ли: молчание лишь усугубляет вину. Да, в полной мере. Необходимо о случившемся сообщить... По адресу. Место жительства? Была ли замужем? Но прежде всего... Он просто не знает имени. То есть, как?.. Потому что... Это ваши подлинные слова? Да. Прошлое только разъединяет людей. ? Он пояснит, если нужно... Не нужно?.. По предыдущему вопросу. Ее не называли по имени. (...То есть, употреблялось слово взамен. Производное от фамилии? Они выкрикивали. Как же?.. Забыл.) Не называли студенты? Да, эти парни... Единственный случай, когда... Вместе шли. Маршрут номер четыре: стоянка древнего человека. Шли за крыжовником... За ягодами? Да, взяли ведра. Маршруты менялись. От предыдущей группы они знали уже... (Не знали ничего о могильнике.... По азимуту... По базису и известному углу?.. Со слов, по приметам. Карта и компас - для С-но-ва... Определенно же - кустарник на берегу). Вы собирали крыжовник на вино? Я? (Только наблюдатель. Самостоятельный групповой маршрут. Даже держался несколько в стороне.) ...С ведрами были только парни. (Невозможно даже представить: они - на вино... Слишком уж... Однообразно: веселые или мрачные... В пятницу. Перед выходными... На варенье.) А девушка? Нет. (Что собирала она? Окаменелости... Они все бросились рассматривать. Следы обработки? Только приближались к могильнику. Даже положили в рюкзак кость, которую подняла она.) ...Там оказалось море костей. Какое-то собачье кладбище. Прямо под ногами. Совершенно нетронутые черепа... Сколько же было их? Студентов? Четверо. (Возможно - их имена?..) Кроме того - студентки?.. Нет. Я и она. Всего шестеро? Пять человек на маршруте. Плюс... Но как-то обращались друг к другу они? (Как же? Некий код - восходящий к неведомому?.. Когда уже перебрались через реку к месту стоянки. То и дело: ты не нашла еще косточек?..) Вы можете точно описать место? Да. Очень удачное... То есть - для древнего человека. Если - хотя бы и звери - намеревались напасть... Почти равносторонний треугольник. Одна сторона - кряж, очень узкий проход в глубь. Две других - берег реки, точнее - двух рек в месте слияния. Вы сказали еще: могильник... На другом берегу. Довольно высоком. Тоже непросто спуститься неприятелю... А глубина? Реки? Прежде довольно значительная. Как перебирались вы? Вплавь? Нет. Только в самом месте слияния... Где вместе еще… бултыхались они. По грудь. Они - студенты? Говорите точнее. Был брод. (Бред?) Слова "вместе еще" - ваши слова - предполагают и разделенье. Когда ушли... (Он удивился даже - крыжовник с могильника...) ...парни - ... (Железные парни... Один только запах - словно горелой кости... Сразу не поняли - сладковатый...) ...вы остались одни? Да. С девушкой? (Она лежала на песке. В светло коричневом закрытом купальнике. Не закрывал - а открывал... Лежала ничком). Да. И - противоположный берег довольно высок, а река - узкая. Вас никто не мог видеть? (Перебирала на ощупь камешки. Карабкаясь на откос, еще гремели ведрами ее однокурсники.) ...И - слышать?.. Да. (Он подумал: теперь или никогда. Ведь не так, не так начиналось с Марией. Только вошла - и как бы опустился на колени С-нов. А - надо бы?.. Теперь... Или никогда?.. Что?.. Расстегнуть холодное ее - с холода - пальто?) И такой вопрос. Как училась она? Не было ли?.. (...принуждения подвластной тебе?..) ...каких-то проблем?.. (“А знаешь, я уже видел тебя... Без купальника.”) ...Либо... (...Со сладким стучащим комком в горле.) ...допустим, ей требовалось уехать до окончания практики? (И - тоже чужим равнодушным голосом: “Да?” “Помнишь, я вел весной геодезию?”) Мне не известно. Но - как непосредственный руководитель... (“Что же, я раздевалась на занятии?” Она усмехнулась облегченно и, показалось, - теперь даже радостно. Он вспомнил о недописанном письме к Марии. Не могло быть не только такого блеска в глазах - студентка приподнялась на локте, и С-нов увидел приставшие к ногам и купальнику песчинки - ... Он попытался объяснить: только рисунок... Студент за твоей спиной...) Вы хотите сказать: я воспользовался положением?.. (...но и самих слов. Существовал некий запрет - с той самой минуты: в синем пальто - когда в сигаретном дыму, гаме чужих голосов они угадали друг в друге - но невозможно было сказать что, и далее тоже требовалось прозревать, понимать - то есть... Подумал С-нов: может, и мысли его не интересовали Марию оттого, что не нуждались в словах, даже - формулах... То есть - молчать либо говорить о другом...) Все-таки вы разговаривали? Да. (“Хорошо бы найти и какой-то скребок”. Она улыбалась: акрипто, - подумал С-нов. - Если верно, не позабыл и не ошибается он, что “крипто” - есть “тайный”, “скрытый"” и только по незнанию может казаться, что - совершенно отсутствующий элемент. ...Проявленно... “Я искал бы более существенное”. “Что же?” “Дикарочку.” “Что же дальше?”) Вы говорили - ... (“Просто смотреть”. “Был такой мальчик - он тоже...” “Подожди. Не говори мне”. “Почему?”) ...всякий же разговор предполагает форму обращения. (Ты?.. Вы?.. Он вспомнил, как смотрел с Марией телефильм о знаменитом художнике. Вспомнил: она говорила: “Бедная девочка”, - (о туземке - его жене), - “в четырнадцать лет - гонорея... Эти художники...” А художник - со слов диктора – искал умереть в горах. Как собака... Ты думаешь, без него - эта девочка лежала под пальмой на песке - она не узнала бы: СПИД, сифилис, твердый и мягкий шанкр... Но и другими словами - не ответил Марии С-нов... “А ты ревнуешь?” - Приподнявшись на локте. Под деревом.) Тогда - скорей, безличная форма. (“Ведь не коснешься всего”, - как бы ни к кому, но...) Вы оставались вдвоем... (...глядя прямо в глаза студентке. “Попросту не хватит - на всю любовь, на всю красоту. И... - счастье уйдет. Чтобы не стать несчастным, лучше быть рядом, не приближаясь вполне...”) ...и не для всякого разговора годиться безличное... (“Я только хотела сказать: мальчик тоже смотрел”. “Подожди... Какой мальчик? Ты уверена?” “Это же было со мной”. “Ты уверена, что смотрел?..”) Мы говорили с ней о Христе. ?.. (Он увидел, как дрогнули губы девушки, исчезла улыбка.) Это может быть очень разный разговор... (“Ты не думала никогда?..”) ...А применительно к вашему вопросу - вы не спрашивали себя, почему возможны для Иисуса и другие имена: Христос? Назарянин? (“...почему распяли Его?..”) Меня интересует другое... (“...Ведь более чем очевидны Его поступки...” “Не думала”. “Потому что не знали мотивов. Истолковать возможно и так, и так... Ну, накормил голодных... Ну, оживлял... Но - искренно ли?.. От бога? От дьявола?.. Никогда не знаешь о другом... В сущности – из-за неведения, кто же Его отец...”) ...И я так же могу спросить вас... (“Значит, ты тоже хотел бы распять меня?” “Распять? Почему?” С-нов понял, что улыбается. “Ты ничего не хочешь знать обо мне”. И я скажу: потому что - и это мои подлинные слова - прошлое разъединяет людей... Если принять: Большой Взрыв, то прошедшее - только путь, траектория разлета, и никому больше не сойтись никогда.) ...Отчего вам самому было не спросить студентку об имени? (Когда те парни ушли? Он не мог. “Знаешь, жил такой старичок... Условие общего бессмертия, говорил - в проницаемости любого для каждого”. “Это он написал стихи?” “О складках?..” - С-нов засмеялся. – “Нет. Он ведь был книжный червь. Внебрачный - ко всему. Ни жены, ни детей”. Что же: прозрачность - есть мечта абсолютно одинокого человека?) Я не мог. Почему?.. (Все равно - ложь. Как - и спросив: это облако похоже на слона? - Нет, на ножницы... И имя дается человеку другими и есть отношение других... Имя же истинное: се человек.) ...Теперь и я готов объяснить за вас вам. Вы думали... (...Человек же не познаваем иными. И, говоря притчами, 0н только смеялся над всяким и готовил себе казнь. Вот кто был поистине темным ... “...Но нельзя, согласись, жить в потоке еще и чужого сознания. Ведь захлебнешься. Ты должна рассказывать лишь о том, что хочу узнать я”.) ...что тем самым выдадите себя, свои намерения... (“Представь...” Всё возможно сейчас – он представил себя: под пальмой? уползающим в горы? – ведь никогда не поздно: ...а потом застрелюсь...) ...То есть, вы попадали в ловушку. Потому что... (...невыносим будет взгляд Марии... “Представь...” - ...невозможное с нею, - “…ты купаешься здесь...” Взгляд: аристократки - плебею? королевы - рабу?.. Так и называлась картина? Лежащая? На песке? - Откуда знает он? - “Королева...” Что будет? Что было?.. Что будет в точности то, что есть?.. “А ты ревнуешь?..” “Как смеешь ты меня ревновать?”) ...взгляд обретал силу действия... (...Только взгляд... Ни пальцем даже: как бы забывшись - от ее запястья до припухлости у сгиба руки. А еще Книга утверждала нерасторжимость познания с действием, и Клеопатра уничтожала лишь действие совершивших. ...Значит... - и самой измены, поскольку не было никакой связи меж студенткой и С-новым и - ею и Марией, с другой стороны. Он только смотрел, то есть ничем не мог выдать Марию, но - только себя?..) ...Вы молчите. Я достаточно точен психологически? Нет. Хорошо. Но оставалась ситуация. (Девочка - мальчик? Ученик - учитель? Следователь - подследственный? Ситуация зависимости?.. “Я готова рассказать. О чем?..”) ...Как долго оставались вы вместе? Вдвоем? (“Ты начала говорить о мальчике”.) Именно. Вдвоем. С нею. В тот день. В месте, именуемом вами “стоянка”. (Указательным пальцем он провел на песке. Линия изогнулась, обрываясь у локтя девушки. “...Вспомни, как договаривались вы: ты - мне, я – тебе”.) ...Уточните, кстати, и время дня. (“Представь, я совершенно не помню”. Что именно представить? “Все-таки был первый раз...” “Я не сказала? - дружили наши родители... Будто всегда...”) Мы вышли в девять. Значит - в одиннадцать... (“...Я даже не знаю, что же раньше. Вечер или ночь?.. Все перепуталось. Точнее - какой из дней. Он поцеловал меня - или?..” “Поцеловал?”) В это время вы остались одни? “Да”. А остальные ушли? “...То есть - нет. Он поцеловал меня при гостях. Мы играли в другой комнате, и договорились - выбежим к ним, на свет... Взрослые сидели за столом”. “Значит, до этого было темно?” “Кажется... Мы выбежали нарочно на середину. Шло фигурное катание. Мы заслонили экран”. “Скажи лучше: что же в той комнате?” “Что? Мы играли”. ...И долго? Одни? Я думаю, час... “А перед тем - погасили свет?” “Не помню. Нет, просто не включали”. “В чем заключалась игра?” “Ну, может быть... Да, мы забрались в шкаф. Понарошку - наша машина. Он - шофер, я - ... Или - мы были муж и жена?..” “И - ?..” “Родителей устраивало - чтобы когда-нибудь...” “Неужели совсем ничего? В той комнате?” “Ты думаешь, мы только и стягивали друг с друга трусики? Мне было - шесть, ему... Кажется, девять. Мы просто играли”. “Но ты говорила - он смотрел...” “Ты не даешь договорить... Что же раньше?.. Он остался ночевать. Значит, в праздники. Мы спали вместе: мать и отец... На такой широкой кровати. Точней - сдвинутые две... И - ночью?..” Что же вы делали?.. “...Было, по крайней мере, темно. Мать убирала посуду. Уже - рано утром?.. Он дотронулся до моих трусиков... А я... Я дрыхла... И – представляешь? - стала жаловаться отцу...” “Постой, ты говорила о мальчике”. “Да... А днем мы забрались с ним в летнюю кухню. Там тоже стояла кровать. Без постели, голая сетка. Я лежала на животе. Словно мне нужно сделать укол. Он молчал сзади. Я смотрела в окно. Да, в ноябрьские праздники. Совсем черные деревья. Я спросила: “Ну все?” Может, мне стало холодно... И - тут вошел отец. Мальчик сел на кровать - хотел заслонить. На мне не было даже платья. Показалось: отец не удивился. Молча, секунду-две, постоял... И я поняла потом отчего: у отца мальчика и моей матери - то же самое... Я запомнила взгляд...” “Подожди. Не рассказывай об отце”. (С-нов испугался: опять возникнет: улица, пивбар - куда приводил отец маленькую дочь... “Вот вырастет, и поймет...” И этого страшился С-нов: объяснений непонимания.) “...такое лицо...” (...Забывали о девочке. Отец горячился, спорил - а после засыпал здесь же, в траве. Посмеиваясь, глазели уже на собаку, что устраивалась рядом, скаля зубы. Никто, кроме девочки, не смел приблизиться. Но - не вприпрыжку, по-взрослому усталая и озабоченная - девочка уходила... Или...) ...Отчего не хотите вспоминать вы? (...вот что еще рассказывала Мария об отце... Она просыпалась утром. Нигде ни звука. Босая, в ночной сорочке, входила в спальню родителей. Отец лежал на кровати с книгой в руках - не замечал, не слышал шагов дочери. Ее поражала немота дома. Возвращалась с базара мать. Так же беззвучно готовили и съедали завтрак. Отец не садился к столу. Только сменялись книги в его руках. Они назывались, узнавала позже, "Маяковский" и "Есенин"... Когда возвращалось все в колею, Мария украдкой доставала одну из книг, укладывалась на родительской кровати. Раскрытую книгу держала на вытянутых руках. Запретная тяжесть вытесняла из памяти все другое.) Мне нечего вспомнить... (И бесполезно было отыскивать в ее прошлом: мальчик-одноклассник? сосед?..) ...Ничего интересного вам. (...Только легенда, возникшая до Марии: отец родился - рассказывала бабка - от недолгой любви к белому офицеру. И не было доказательств тому, кроме слов – “Отдай... Ведь пропадет...”; кроме других слов: "Почему не отдала ты? Там он сделал бы из меня человека...”) ...То есть, бездействие - взгляды, слова... ("У него было такое лицо...” В ту секунду...) Но пока не вернулись те четверо... (...С-нов мог бы спросить: “А как?.. Как называл тебя этот мальчик?” “По имени. Просто по имени”. С-нов проникал в некую семейную тайну, где: отец и мать (мужчина и женщина), девочка (их дочь) - общие условия существования. Особая примета - взгляд отца. Эпизод: ........... – где, быть может, выждав за дверью прежде чем войти, - ее отец... Мальчик - лицом к нему, спиной к дочери. И молчание - лишь продолжение немоты, с которой сносит мужчина измену женщины. “Все-таки. Скажи. Важна интонация, звук. Как?.. Вспомни”. С-нов мог сочинить и пристойную мотивировку, чтобы затем на поставленный прямо вопрос...) ...вы все время оставались вдвоем? (...об имени, так же, не лукавя ответить: “………” Пустая формальность: на столе - корочками к С-нову - ее студбилет.) Когда вернулись те, ее не было. ? Она отходила на несколько минут. (“...погулять”.) Были какие-то причины? (Она смутилась. “Ты ведь хотела искупаться?” “Мне нужно...” Она подняла руку, указывая - и С-нов отметил темноту подмышки - в сторону кряжа.) Причины были. (“Мне так и кажется: выйдет дикарочка.” Она уходила, и солнечный силуэт увиделся С-нову четким и однозначным, как на рисунке. Силуэт дрогнул. Оборачиваясь. Улыбаясь: “Не знаю...”) ...Точней - причина. Одна. (Ничто так не разводит людей... А радости не отыскать в прошлом Марии. С-нов знал ее рассказы о деревне: пыльную, нависшую над домами жару, ленивых мух, бесконечную, до одури, игру в карты. Двоюродные братья. Почти все спились потом. “А тот? - спрашивала у матери. Она называла имя. - Был такой красивый...” Просто мальчики... С-нов вспомнил двоюродную сестру.) Какая же?.. (Всякий, чья память трагична - одинок. Но: сближает ли счастье? ...Он вспомнил себя: мальчиком в шортах, лестница на чердак... Нет, он забрался на ветку яблони, и тянется к плоду. Сорвав, отдает яблоко сестре. “А я что-то видела у тебя...”) ...Что именно? (“...Ну, это твое...” Говорит - когда уходит подруга - ему одному. Или - их общие игры: муж и жена... На мотоцикле – что стоял во дворе - они мчаться, отстреливаясь от стаи волков... Дверь дощатого душа, закрытая за сестрой... И - еще то утро, когда просыпается С-нов в холодной и влажной постели. Каким-то голосом просит бабку, что ковырялась в саду: “Только не говорите...” - “Да ведь она тоже”, - бабка засмеялась. – “Облились вчера...” Если б, подумал С-нов - сколько упущенного - друг для друга из мокрых постелей…) Она не сказала. (...С-нов понял сам: вот почему не мог пойти вместе с нею. Там, среди камней и уступов, ей полностью (полностью?) нужно освободиться от одежд... И - следовало догадаться раньше: смутилась – ведь только в воде при этом был почти безразличен купальник.) Но тогда... (...Мария помнила лишь скуку и одурь... И от легенды, помимо слов, оставалось совершенно мифическое лекарство от кишечных инфекций. Когда прочие средства бывали исчерпаны, а ребенок умирал - не оставалось чистых пеленок, их не стирали уже, в ход шли простыни и пододеяльники - кто-нибудь говорил: “А если - помнишь? - добавить в молоко коньяку?” Только всерьез: больница не могла быть игрой для Марии. ...Помнила только старика... “Когда-то мы жили в Севастополе. Отец был морским офицером...” Этот старик? Мария удивлялась рассказу матери. “А потом переехали. Был председателем колхоза...” Окрика любого мальчишки пугался он... “Свои и раскулачили. Растащили, когда взрослых не было, по дворам столовое серебро”. ...Подражая родителям - мальчики... Просто мальчики. И быть может, вместе с Марией стелили им на полу.) ...они должны были спросить и о ней? Но... (И - об?.. Вспомнил, как увидел: уже спускались с откоса студенты, и испугался: дикарочка выйдет к ним без… – со скомканной в руке тряпочкой - купальника?) ...имени? Она вернулась почти сразу. (Нет. Бесполезно. Не знает.) Все же существовали списки. Одна из названных фамилий... Сумеете определить? (С-нов посмотрел в окно.) ...Это будет внесено в протокол. (Он приготовился слушать. “…………”) ...Впрочем, не так и важно. (Тот улыбнулся С-нову. И вот что запомнилось: двумя пальцами - большим и средним взял со стола ее студбилет и развернул к подследственному). Теперь вы не можете не ответить. Это она?.. Ее лицо, имя, фамилия? - Да. 9. Равжин просыпается от того, что ему снится война. Он узнает о ней по нарастающему (крещендо!) звуку. Знакомый, но внешний - звук должен быть назван... Равжину снится дом, в котором он живет и теперь - дом, а не флигель - вводя и в другие несообразности сна. С матерью и Марией Равжин сидит в подвале. Не работает радио. Из всех звуков - восходящий до немоты вой моторов... Самолеты. Равжин не видит, но понимает по звуку. Ближе и ближе. Если война - атомная... Он не выдерживает и поднимает крышку. Стены нет. Прямо на него пикирует бомбардировщик. Почему-то - выпустив стойки шасси. Подобно мухе... Звук обрывается. Равжин выскакивает из убежища. Невдалеке от дома аэродром. В тихую морозную погоду слышны звуки запускаемых турбин. Но еще лето - и ночью, во сне, той жизни не существует. Равжину ясно: это лишь передышка. Он вспоминает: где-то в доме консервы. Нужно перенести их в подвал. Он не успевает. Опять звук. Он захлопывает крышку. Звук приближается... Приезжает С-нов. На машине. Гараж во дворе. Равжин выносит ключи. Отпирая, через щель видит корпус другого автомобиля. Нужно успеть. С-нов загоняет в гараж и вторую машину. Не проворачивается ключ в замке. С-нов торопит. С ним - новая жена и маленький сын. Звук ближе... Равжин хватает мальчика за руку. Они бегут. Падают на ступенях. Мальчик плачет. Крышка захлопывается. Где-то в доме консервы. Надо бы переждать... Вдруг - тишина. Равжин идет по ухоженному кладбищу с яблонями и акациями. Видит детей. Отбившись от похоронной процессии, бегают со смехом вокруг могил. Равжин узнает и себя - в ребенке, мальчике... Дети кричат: -Новенький! Жмурится! Равжин никого не может найти. Идет меж деревьев и памятников. Детей не видно. Их голоса - позади. Наперегонки - к самой большой плите. - Пали-стукали, сам за себя! - Сам-бэ! Сам-бэ! Равжин ищет могилу. Спросить не у кого. Он озирается по сторонам. Женщина с девочкой. Он узнает их. - ........... - кричит. Женщина не отзывается. Хохочут дети: - Горш-ки! По-бил! Он просыпается именно в этот миг. Что же за окном? Какой-то полусвет... Полумрак?.. Звук. Прицельного бомбометания? Ее имени?.. Голос - которого не слышит она. Немота. Как будто в самом деле нет больше Равжина. Или - нету ее?.. С той - за руку - нерожденной (умершей?) девочкой?.. Он потянулся за изголовье кровати, где на кухонном столе лежала тетрадь с его черновыми записями. Все же присутствие Равжина доказывалось детьми. Мальчи-шьим - его собственным? - криком... Уже взрослый, вне сна, он сам - слухом, а не голосом - подтверждал и бывшей одноклассницы существование: поскольку – “А у Сергея родился сын” - не может более чем отцом, стать мужчина. Он раскрыл тетрадь, и в комнатной (еще более) полутьме или (менее) полусвете прочел: (“К главе...”) “Справедливо ли...” Перелистнул несколько страниц, но вернулся к первоначальному. “...если в итоге...” (“…Человек в условиях несвободы”.) “...получает строго заслуженное...” Не выбрать и худший удел - отмерено... “Если является итог справедливостью окончательной, а именно - следующей из внутреннего закона развития существ, то: справедлива ли справедливость?..” “…как…” Равжин вспомнил о нищих. “...уничтоженье надежды на чудо”. Грязная продавленная кровать, простыни во дворе, их дети - длинноногие девочки; сами: с пустыми молочными бутылками - с кладбища - с букетом в руках, где увядая: хризантемы и астры, гвоздики и георгины, и еще - голубое и желтое, и - с бумажным шелестом и пластмассовым стуком... Не смешивал ли сон (“горшки побил”) назначенных разным одноклассницам справедливостей? Или - только указывал невозможность быть услышанным Равжину - как равную невозможности быть девочке (ее дочери?), что входила в оградки поднимать размякшую карамель? Не состоит ли его собственный предел в том, чтоб в доме, где книжный магазин, не взойти на седьмой этаж?.. …Он увидел ее в окне. Он увидел себя: скачущим с ноги на ногу за стертым об асфальт теннисным - для игры в футбол на школьной перемене - мячом. Тротуар, угол школы, клумба под окнами учительской - нарочно забивали подальше мяч. Равжин припоминал даже рубленные - все короче – фразы одноклассников: - По ходу действия... - По ходу... Из-за угла школы он наблюдал за лицами мальчиков, поднятыми горе - к окнам, из которых взирали на землю прекрасные школьницы. Равжин возвращался. Приноравливаясь к взглядам - еще более неуклюжий - он тоже попадал в поле их зрения. …Мария прошла через двор... Взгляд назначался не Равжину... Взгляд, которого желал он, исчезал вовсе - подруга закрывала лицо одноклассницы широким шарфом. Девочка улыбалась - не улыбалась (шарф убирали) тому, с таким же именем, не-Равжину. ...Теперь их трое – “Почему?.. Первый... Сын...” - с одинаковым именем. Равжин закрыл тетрадь и отвернулся к стене. Он даже не сразу заметил у мяча старшеклассника. Где-то играла музыка. Словно в белых колпаках - безумные на негритянском погребении - поварята ударяли в кастрюли: одна лишь радость есть в небытии... Но жили-были (в одной книге) три брата, и один из них говорил: если бессмертия нет... Музыка вспыхнула на секунду громче и сникла. ...То есть - утверждая общий неодолимый предел. И вопреки инструкции – “Ногами к очагу поражения...” -повернулся Равжин-Смит к вошедшей Марии. Ее, натянутое на животе и сбегающее у ног в складки, платье - аморфность белой (где видел уже?) обвисшей бессильно тряпки... Если бессмертия нет... Если мы знаем... - Ты пришел? Послушай, куда уходил ты опять - после магазина? Выйдя из книжного, он огляделся по сторонам. Вверх... - Я хотела еще попросить тебя... ...Сохли пеленки. Человек не должен, не должен знать о пределе... Иначе - сверкающими ножами - все позволено! - поварята вспарывали консервные животы банок. Рваный, с зазубринами, след на жести... - Это у тебя музыка? - Магнитофон. ...- Ты что-то ищешь? Старшеклассник легонько пнул мяч своему другу... - Зайди на минутку в дом. Опять приоткрыла дверь музыке - выходя... Равжин сел на кровати. ... - Ну, бери мяч. Все смотрели на них. …Показалось даже: укрытая за пеленками, на балконе ходила женщина. - Бери... ...Упасть на колени - как в той игре КВН меж девочками и мальчиками их улицы? Тяжелую черную книгу водружали на его спину - единственного из малышей Равжина брали в команду - и, придавив дополнительной тяжестью руки, каждый из пиратской их компании говорил: - Бери. Мяч прокатывается медленно у ног Равжина, и только потом летит в сторону. Дребезжит звонок. - Вот видишь... Пробудившись прежде срока, Равжин дает вызвенеться будильнику. - Опоздаешь на урок. - Я подожду, пока принесешь ты... Клялись не в правдивости. На репетиции давали в руки гитару - отнести девчонкам. “Смотри, не рассказывай... Скажи - настроена”, - отпустив произвольно на грифе колки. Равжин поднялся. Мария уже взошла на крыльцо и отпирала дверь. “Теперь у нее уж и “цэ”, и “сэ”, и “пэ”. Я отнес бы и сам”, - о девочке из музыкальной школы. Засмеялись пиратски. - Жди... Мы покурим пока. И - уже в спину - им, уходящим: - Фашист... - Фашист... За каждое слово - натренированным движеньем руки в ответ. Он вышел на улицу. Совсем один. Ему сбросили из окна класса портфель. Равжин толкнул дверь. Проходя в комнату, наступил на крышку подвала. Банку консервов - на работу. Ближе и ближе звук. Он вспомнил, как танцевал с Марией. Был праздник? День ее рождения? Равжин догадался по бандероли. “Чужая фамилия. Не твоим квартирантам?..” - почтальонша, что прежде носила пенсию матери... Твердое, словно кусок дерева, внутри. “Вы просто сказочная пара...” Цветы Равжина - красные гвоздики - стояли на телевизоре. С-нов на диване - будто из-за стекла наблюдал за танцем. Вдруг - тишина. - Я позвала тебя. Щелкнула кнопкой, обрывая музыку. Равжин сел. Оставался шелест. И внутри: молчанием? взрывом хохота? - в утерянной (стертой давным-давно?), быть может, магнитной ленте, на которую записывали КВН, без всяких слов Равжин был. Не зная даже, как и позже в школьном дворе, что - смеялись над ним. Словно понял позднее: и счастьем своим не принеси зла ближнему - предел?.. Выключая окончательно, Мария положила руку на черный корпус магнитофона. Клялись на его спине. Для смеха? - совершенно в обратном тем десяти заповедям избегания зла: не жалеть, лгать (лжесвидетельствовать). И каждый следующий прибавлял: желать чужого добра, красть - поскольку и это могло составить чье-нибудь счастье и добро. А последний, не говоря ни слова, слегка толкнул мальчика подошвой ботинка в зад: ....? Десять установлений разлада человека с собой... Если бессмертия нет, а счастье не есть свобода либо ее отсутствие, а только совпаденье желания с действием... - Ты идешь на работу в ночь? - Да. - Я хотела сказать: у С-нова совсем плохи дела. Равжин упал, и книга свалилась с его спины. Веером развернув страницы - толстая книга, обернутая залитой черной тушью бумагой... - Та девушка... Быть может, я даже видела ее... Ее или нет? - когда заходила несколько раз в институт. - Это хуже всего - студентка... ...Война или мир? Преступление либо воздержание? - прочитанные им позже?.. Или: просто смотрела Мария в окно? Мужчина и женщина. Та первокурсница, которую подселили к ним в комнату общежития?.. А С-нов заходил как раз. - Я никогда не знала, о чем думает он. И Марии передавали слова первокурсницы: посмотрите, ей двадцать два - был день рождения? - за внешним восторгом: такая старая, а... “...Как хорошо ты танцуешь...” Это было в ней от отца. “От отца - любовь к танцам, от матери - неумение танцевать”. В словах таилось ожиданье: ее поправят... “Мать никогда не могла увести отца из гостей: ну, потанцуем еще, куда спешить?..” С-нов посмотрел на них. От матери же... “Прислала шерсть. Тебе на свитер”. ...Мария отвернулась к окну. Чей же ребенок? - подумал Равжин. Творящий добро, не надеясь на добро же к себе других - не ожидает ли еще большего воздаяния после смерти?.. ...И за окном общежития: мужчина и женщина (девушка и молодой человек) - была осень - поднялись по лестнице от остановки трамвая, и зябли на скамье у кучи сырых потемневших листьев. Потом (Мария узнала первокурсницу) девушка достала из сумки белый рыхлый ком - ветер рванул его, выбросив в утренний полусвет край белого, словно флаг, полотна. Девушка скомкала тряпку. Улыбнувшись спутнику, принялась втискивать ее внутрь кучи. Мужчина достал спички. - Послушай... Его уже исключили из партии, назначили обвинителя... Мария наклонилась, задевая животом край стола. Еще какой-то сверток лежал рядом с магнитофоном. ...Если же только обман - бессмертие, и после жизни нет ничего, то: добро - добро лишь в себе самом, добро - безнадежно?.. - Та девушка... Я боюсь... …………………………… - Послушай, я не спала всю ночь. Ждала... Это твой парень? Вы стояли с ним у костра... - Сжигали детей. - Грелись. - Наших детей... Мария подала первокурснице стакан воды. Они оставались вдвоем в комнате. ...И оставался еще в Марии от матери страх... Бежать на танцы к тому, кто не был еще отцом Марии. Не могла опоздать: он повсюду таскал с собой пистолет (и говорили: где-то еще хранились патроны). Только рядом с нею - никто не смел подойти к нему. “Смотрите, какая белолицая”, - говорили. Но - словно не замечала голосов. Ближе и ближе музыка. Стеснялась своей смуглой кожи, и кто-то научил ее отбеливать лицо отваром трав... Звук обрывался. Как оказался незаряженным пистолет, когда навалились на отца люди в штатском?.. - Ну, хочешь, я расскажу? Хочешь?.. – Глядела ошалелыми глазами первокурсница. - Просто ночью пошло... Ты слушай... А мы лежали в постели. Его сестры... Только сначала... Что-то исчезало в ряду: “цэ” - “сэ” - “пэ”... И сама срывала окровавленную простынь, когда - не знала еще что это - в первый раз: стыд?.. В армии служил брат, а отец... Всегда говорил: подохнуть или пить - там, где (пять лет?) - за румынского фельдшера – “Не лечить, а на поле ваших солдат. Удобрением...” - срабатывал пистолет, и вот, и вот... Дождавшись, когда вышла из дома мать, бросила в печь... - Только сначала... Слушай... Старая дева: пригодится ли и тебе?.. ...И потом всегда прятала: кровь и боль. А к немой, что жила по соседству, вызывали каждый раз “скорую”. Скривленные губы: мудрая природа, думала Мария, мудрая природа... - ...Только сначала - ванная. Почти кипяток... И пусть он целует тебя. Пусть подливает. (“Мой парень?..” Отчего же разозлилась, когда вздохнул облегченно - сама хотела и просила о том. И втискивала в сумочку простынь. А он лишь закурил во дворе общежития. Увидела: “Будем хоронить наших детей?..”) - ...Пусть подливает погорячей... И в кружку... Ладно - в хрустальный бокал... Но ты - запоминай, запоминай... ...Однажды совершив зло, добром и во сто крат большим - возможно ль загладить?.. - ...Запоминай... Красное вино... Отчего-то так надо. Пить, пить... Быть совсем, как свинья, пьяной... Красное... Запоминай... ...След зла всегда глубже. - Но самое страшное... ...Даже творя добро. Мария смотрела в глаза Равжину. - Экспертиза показала беременность. Шесть недель. У нее… Я боюсь. С-нов никогда, никогда не придет... Я хочу его видеть. Она коснулась рукой свертка на столе. ...Даже творя добро – связываем мы свободу и волю человека, через совет, действие - давая русло судьбе... Как же быть?.. - С-нов забыл тогда. Нарочно оставил... Магнитофон. Ты отнесешь? - Да, - сказал Равжин. Но: как же быть нам с нейтрализацией добра? 10. Утром понедельника С-нов подобрал студентку и двух ее спутниц на автовокзале. Она стояла у самого окошечка кассы с синим прямоугольником студбилета в руке. Автобус задерживался либо был отменен. Помедлив чуть в стороне, С-нов подошел к ней. Бабка с золотым зубом зыркнула в сторону С-нова. Девушка обернулась. С-нов увидел и ее однокурсниц - они поднялись со скамьи, выжидательно улыбаясь. Может быть, даже лучше, что они ехали втроем. Пока С-нов выбирался из города, шептались на заднем сиденье. Только у светофоров С-нов прислушивался к невнятным голосам. Не мог различить и слова. Лишь: плавное движенье чьей-то руки. Легкий вздох за спиной. “...Ну, спи...” - Сначала в правый, затем в левый глаз целовала его Мария. – “Ты ведь устал сегодня...” - полу вопрос, полу... С-нов отвернулся. Груженый самосвал с прицепом выскочил с объездной. С-нов попробовал обойти его. Прицеп водило из стороны в сторону, кирпичи расшибались об асфальт. С-нов снизил скорость и немного отстал. Слева усмехнулся водитель “Волги” с казенными номерами. Утром улыбался - выпроваживал С-нова со двора? - Равжин. Мария глядела беременно из других дверей. Как странно совпадали срок беременности и их жизни здесь... Хозяйской рукой, словно прикасаясь к самой Марии, снял вечером книгу с полки. “Откуда она у вас?..” Маяковский... Одна тысяча девятьсот... С-нов случайно купил огромный том с профилем на обложке. Именно дата (...сорок один) издания, формат и название прельстили С-нова. Но Мария ни разу не раскрыла книгу. Равжин нежно провел пальцем по корешку - словно знал... Но были и совсем другие воспоминания в прошлом Марии... “Волга” благополучно миновала самосвал и скрылась из виду. С-нов опять прислушался к шепоту. Мир без тебя. Скажем: нарушенье в том мире логики и последовательности, а также - деформация морали? - что образована твоим присутствием рядом с кем-то, а без тебя - есть или нет?.. Не исчезает ли вовсе мир из покинутой тобою точки пространства? Как проверить? Либо проверяешь (ты), либо - нет. Теперь С-нова интересовало: о чем говорят женщины в палате роддома?.. Некие недостижимые (мнимые, зазеркальные) точки пространства, где: десять лет строился дом... - но теперь не существовало и самого поселка, и даже если что-то было с тобой (“Ведь я же не...” - “Я не же...”), тем более в случае до-твоего-существования - в основание полагаются лишь вера и слово. “А знаешь, почему мать не работала в ателье? Я спросила как-то ее...” - после чего невозможно ласкать ту (с кровью залитым лицом - Маяк...) книгу. Значит, Мария признавалась тому не во всем, хотя утром он оставался с нею, а ты уходил. Либо передавалось сверх правды тебе. А ложь - есть нереализованный избыток действительности? - Любопытно было б прослушать потом, о чем говорите вы. С-нов щелкнул кнопкой магнитофона, лента поползла с легким шуршанием. Разговор, который мог состояться лишь без него - однако, совершался в его присутствии. Неслышно для С-нова, за его спиной. Студентки затихли. Или, подумал С-нов, не записывать, а напоить... Он вспомнил, как ехал несколько лет назад со свадьбы однокурсника. Товарищ, который сидел с ним в машине, увещевал С-нова: но что подумает водитель (приставленный развозить гостей, тот был трезв), что подумает обо всех студентках?.. “Ба-бу-бы...” - пьяно бубнил в ответ С-нов. – “Послушай, у тебя должна быть... какая-нибудь...” Но и в пьяной расслабленности С-нов знал, почему он молчал прежде и так несдержан теперь. Ему наплевать: на абстрактных - студентов, конкретных - водителей и друзей. И раньше С-нов был осторожен лишь оттого, что станет, допустим, он академиком, и каждое слово из прежней жизни зачтется ему. Значит, если принять это темное и желанное “ба-бу-бы” не на миг, в ночной машине, где водителю все равно не разглядеть лица, а затем удивляться: фото в газете, изображение на экране, а фамилия: какой тогда была фамилия С-нова? - если принять, то никогда уже С-нову не сделаться академиком. Качнулась музыка - нарушая молчанье магнитофона. С-нов увидел - сначала плоско, в зеркале заднего вида: девушки разомкнули настороженные губы для слов. С-нов не хотел подслушать или украсть их тайны. У самого поста ГАИ свернул на проселку самосвал... Ее рука, почти касаясь рубахи С-нова - на спинке кресла. “Спи... Спи...” - ? - Ты за рулем (устал?) - тебе ничего нельзя...” ...Все же тогда – “Ба-бу-бы... Какую-нибудь... все равно...” - С-нов думал именно о близняшках. Не выделяя - о тех двоих. “Их и нужно было снимать”, - поучал друг. Но прежде следовало определиться: правая или левая. Выбрать: когда сидели они, закусывая, за столом, и потом танцевали: правая или левая - каким образом? Когда, будто прогуливаясь, долго шли улицей в сторону посадки, а С-нов с товарищем не последовал за (и - вместе с) ними, гадали по спинам: правая? левая? - справив нужду за дощатым углом забора... И даже позже (как выглядит мир, где как бы рассечен надвое, вдвое увеличен ты?.. Бинокуляр?.. Глаз и глаз?..) - возвращались близняшки, обращенные лицами к ним - быть может, уже обращенные зеркально - не поздно еще и “нужно было, - в конце концов, - снимать их...” Но: недостаточно пьян оказывался еще С-нов? боялся ли он многих других людей? - женщины исчезали. Со стороны - смешивая себя с однокурсником? - С-нов представил... “Каким я увижу мир – где: две близняшки - две Клеопатры?..” Черно-белым жезлом перечеркнул взгляд С-нова “гаишник”... Он выбрался из машины, отыскивая в кармане удостоверение. - Нарушаем, товарищ водитель? Когда свернул самосвал, С-нов увеличил, конечно, скорость. Однако же, не настолько... - Вы имеете патент на извоз? - Патент?.. - Я вижу в машине... Всё ваши родственники?.. С-нов опасался совершенно иного: аварии... Чего еще?.. В то утро... Равжин улыбался ему... Аварии... Быть может, в нем жил и страх уткнуться металлом в мягкое и податливое. - Это студентки... Я... собственно... - бессвязно и торопливо объясняя. - Должен быть... Паспорт... Их студбилеты... Мент засмеялся. - Зачем тебе столько девочек? Уступи одну. С-нов нашелся: - Для перехода количества в качество... - тем самым, косвенно подтверждая. - Я собственно... преподаватель... Мент козырнул еще раз. “Для перехода и осуществления... Осуществления и преобразованья...” Студентки молчали. Показалось: что-то хотела сказать она. “Для ощущения и причастности...” Без слов ныл о чем-то певец... ...а также - перманентного перехода: дикарки - в близняшек, от них - к Единому в трех ипостасях..." С-нов разогнал машину - мимо деревьев и проселков, мимо полей и домов. Минут десять спустя она спросила: - Нельзя ли остановить здесь?.. У посадки. С-нов молча притормозил. Они вышли - все трое - осторожно, на каблучках, спустились по откосу. Придерживая друг друга. Нервно посмеиваясь. Он ждал... ……………………. Он подумал теперь: как мальчишка, принялся отыскивать доказательства. Студбилеты - с готовностью повернувшись в сторону машины... Паспорт - в котором значилось все: место жительства (не у Равжина), имя Марии, отметка военкомата - кроме: преподаватель? академик?.. Не стоило становиться им... С-нов вспомнил школу... Быть может, все вообще было зря. Урок на улице. Поздняя осень? Самое начало весны?.. Они выносили на крыльцо облезлые вешки, астролябии и рулетки. По списку, по алфавиту их разбили на группы. Разбредались - соединенные, скажем, так: два мальчика и три девочки... Было и задание каждому: измерить, вычислить длину шага - считая шаги, следовало пройти заранее известное расстояние. И доказывалось - себе и одноклассникам, что полученный результат и есть истинный, и ты вовсе не старался, чтобы шагов оказалось меньше - просто так, так получается... Но главное - определенье кратчайшего пути к условно-недосягаемым пунктам, чья недоступность создавалась огромной лужей вблизи котельной. Кто-то один (двоечник, которому требовалось исправить отметку?) перебирался на противоположную сторону, выставляя красно-белые вешки. Мешая друг другу, они снимали приблизительно-точные отсчеты условно-истинных расстояний - греша в вычислениях, сверяя результаты с расчетом соседей - до, обзовем их, точек Д° , К° - дэ-нулевое, ка-нулевое - недоступные... Промеренные обутым в резиновые сапоги одноклассником... Не стоило вовсе заниматься ему геодезией?.. Хотя сам метод - по углу и объективному базису... ……………………………… ...Д° м строился десять лет... С-нов узнавал о том из рассказов Марии... Отец запивал, но - кровать, “Есенин” и “Маяковский” - наступало много спустя. А прежде - о чем не подозревал с утренней улыбкой в дверях флигеля Равжин - отец, приходя домой, искал повсюду топор: “Я зарублю, зарублю этого Цая”. Нерусская фамилия начальника оставалась в памяти девочки. А потом днями простаивал у пивбара. “Маяковский” был уже знаком отрезвления... И вот еще отчего дом строился десять лет... Однажды подкатывал грузовик. Веселые мужички принимались грузить доски и цемент... Выскакивала с криком из дому мать. Но - и отец подсоблял мужикам: отдавая приготовленные для стройки материалы за бутылку, просто пообещав хорошему человеку... И единственный раз Мария увидела слезы в его глазах - когда мать уселась в дорожной пыли перед машиной: “Давите! Все равно не пущу”. “Тебе жалко? Тебе этого жалко?..” Мать перестала шить для себя, когда начал продавать отец ее вещи соседкам... В доме никогда не бывало денег. Как-то Мария спросила: “Почему не осталась ты в ателье? Все-таки была бы и пенсия...” - “А где, - обиделась мать, - мне платили бы столько, чтоб четверых кормить и еще на водку хватало?..” Десятку зарабатывала в какой-нибудь час. Сразу же отправлялась и тратить деньги - в магазин, на рынок. Но ничего этого не знал Равжин - в запредельном теперь для С-нова пространстве - с границей из двух защитных лесополос по сторонам шоссе. И Равжин - по ту сторону, а внутри - С-нов: асфальт, машины... ...К° гда-то С-нову рассказывала мать: ехали в командировку. И когда остановился автобус, чтоб развести по разные стороны дороги мужчин и женщин, начальник предложил ей прогуляться вместе… ...Девушки вышли из укрытия зелени на обочину. С-нов смотрел на проплешину в камышах... В легких платьицах. (А правда есть и такой прибор: курвиметр?) Видел из окна лишь неправильной формы выгоревшее пятно. Еще: мужик - присмирев - один - с выбивалкой у покрытых сажей ковров. Пожарные машины: одна; две... Стайка девочек взбиралась по откосу оврага. Вытряхивая землю из туфелек - одна, две, три... Восхищенные - быть может, одни и узнали б мальчишку-поджигателя. Загнав в приготовленный закуток огонь, ветер охватывал подолами платьев их ноги... Теперь. С-нов никогда не хотел бы стать академиком. 11. - Что ж: ты пришел?.. Я ждал. Тебя прислала Мария? Равжин остановился в дверях комнаты. Напротив - окно, письменный стол. Справа от него, в углу, кровать. Далее - идя по периметру за стрелкой часов, в углу же - старый трехстворчатый шкаф с зеркалом в человеческий рост. Дверной проем, угол, занятый распахнутой дверью. Далее - стена, книжные полки. Равжин сделал несколько шагов и положил на стол магнитофон. - Мария просила отнести. Ей известно уже... - Что именно? - Исключенье из партии... Общественный обвинитель... Я не мешаю? Равжин посмотрел на исписанные мелко листы, придавленные к столу камнем. Какой-то рисунок на плоской серо-зеленой поверхности. - Нет… Это - туф. След сгоревшего листа папоротника. Овеществленное прошлое... Ты садись... - Да. - Садись на стул. - Ты что-то писал за столом? - Так... Не показания по делу. У меня уйма свободного времени. - Я пришел еще и потому... Помнишь, мы говорили с тобой. Я много думал потом... - О чем говорили? - Кажется, в день рожденья Марии. Мы вышли на улицу. Уже ночью. - Я был пьян? - Нет. Ты говорил... Что-то о звездах. Разлет... Я боюсь переврать... Будто - в этой Вселенной нет столкновений… - То есть? - Взаимодействуют только электромагнитные поля... - Ты не согласен с этим? - Я хотел спросить. Еще у калитки... - О чем? - ...Тебе не жалко ее?.. - ? - Ту девушку... - ...А тебе? Ты удивлен вопросом? - Все-таки я... Они посмотрели друг другу в глаза. - Жалеют только себя. Ты воевал и должен знать: смерть страшна лишь тому, кто остается... Ты убивал там?.. Не важно. Не отвечай. Ты остался... И для меня - для любого - единственное, в чем я уверен - мое собственное существованье. Ты - лишь предположительно: звук голоса, изображенье раскрытого рта... Ты все правильно понял. Ведь ты хотел знать: что же мы убиваем? Что поглощаем мы, обнимая?.. Ты спросил о жалости... Вспомни, о чем кричат над могилой... “И на кого ты оставил нас?..” Смерть - только утрата взаимодействия... Можешь не врать. Слабые взаимодействия не в счет. Далекие пожалеют лишь на мгновенье... Простительная слабость. Боль и отчаяние - только у близких. И тем сильней, чем менее отношения с умершим доведены до предела, чем больше неисполненных и утерянных навсегда возможностей... Умершему смерть не страшна - умирающему. Но и здесь то же - неисчерпанность, допредельность... ...Куда-то уже - в пустоту. За окно. С-нов обернулся. Человек - лицо анфас - глядел на него. Более знакомый, другой - отраженный в профиль... “Не ясно. Обладает ли сознанием... почти идеально отражающее объективную реальность зеркало? Наковальня?.. Обладает ли сознанием уважаемый товарищ лектор?.. ...заключающийся в способности самовыделения из ... - один из уровней...” Заговорил опять. - Мучает то... Ты же стрелял первым - ведь иначе уничтожат тебя... А мучает, что убил бессмысленно, без малейшего намерения - без всякой цели и выгоды, и хуже всех от той смерти тебе самому... С-нов замолчал, узнавая в одном из двоих... “...Вот каким образом фотограф и аппарат в момент съемки...” - Я думаю, здесь проявляются иные закономерности... - То есть? - переспросил С-нов. Равжин смутился… - Я просто читал на работе... Сменщик специально откладывает мне: ну, пришельцы, рекорды Гиннеса... Я взял нарочно с собой. Ты интересовался... - Пришельцами? - Там о Вселенной... Как влияет она... Можно высчитать - по датам рожденья и смерти - умер человек или убили его... Равжин достал из кармана сложенную газету. - “На полюсах тайн”? - Доказывают убийство писателя... Или наоборот: когда родился - по дате смерти... - “...В астрономии время есть суть проекция расстояния…” - Он пересчитывает... расстояние до Луны... Квантованье пространства... - Хотя - расстояний не существует. Строго говоря. С-нов возвратил газету. - Если я говорил тебе о Вселенной, не мог не сказать... А если был пьян - уж всенепременно. - Ты просил меня прикрыть глаз... С-нов засмеялся. - Давай нарисуем. Он придвинул бумагу и между двумя отрезками прямых, соединенных под острым углом, провел дугу. - Как же нет расстояний? - Погоди. Любая идея невероятна с обыденной и всякой отличной от принятой мной, исследователем, точки зрения. Поскольку это точка из-за пределов идеи. Видишь? Я нарисовал глаз. С-нов достал из ящика стола циркуль, и очертил на листе круг. - Окружность не касается глаза... Дальше, когда названо и принято первоначальное допущение, все идет как по маслу. Он взял карандаш и жирно навел точку от иглы циркуля. - Это окружность. Ее центр. В реальности - шар. Наша Вселенная. Ты ведь знаешь о Большом Взрыве? Здесь, в центре. - Да. - Я ввожу уточнение... Ты помнишь, в школе учили: “жэ” - ускоренье свободного падения постоянно для всех тел. Почему? Ты удивлялся? Правда? - перо и металлический шарик.. Но это так. А приведенная мною окружность - геометрическое место всей массы Вселенной, первоначально, в момент Взрыва, сосредоточенной в центре. Вот здесь... Это все... Мы с тобою находимся в точке на внутренней поверхности шара и продолжаем движение со скоростью света "цэ". - С-нов сделал отметку на окружности рядом с глазом. - Если тебя смущает мысль о возможности жизни на внутренней поверхности сферы, я напомню: сейчас утверждается, что мы живем на наружной поверхности гораздо меньшего - а для пешехода более опасного в смысле падения с наклонной - шара... Далее следуют некоторые выводы. Равжин смотрел на лист бумаги перед собой. - Нужны пояснения?.. Скажем, бессмысленность понятия “расстояний”... Поскольку Вселенная разлетается со скоростью “цэ”, то все звезды находятся на той же, что и мы линии: на рисунке это дуга окружности. Свет от любой идет к нам со скоростью “цэ” в течение времени “тэ”. Это расстояние (опять же: расстояние только на чертеже, на самом же деле – время) от нас (точка “глаз”) до звезды измерим циркулем и сделаем засечку на радиусе от центра (“Большой Взрыв”) до указанной звезды (окружность) - то есть, на траектории движения... Получена точка, из которой идет к нам свет. Аналогично строят другие точки. Причем - и наиболее удаленная от нас не может располагаться на “расстоянии” превышающем радиус - время с момента Взрыва. Но это уже не свет, а улавливаемое время от времени реликтовое излучение. Соединив точки, - С-нов опять сменил циркуль на карандаш, - получаем дугу, на которой располагаются видимые нам звезды... Понятно? Равжин неуверенно кивнул. С-нов усмехнулся. - Тогда тебе должно также быть ясно, что сейчас в эту секунду на этой дуге никаких звезд нет. Всякое измерение “расстояний” бессмысленно. Тем более что с каждой секундой “расстояния” увеличиваются, о чем говорит и известное смещение спектра... То есть, существуют три изначальных величины: время (с момента Взрыва), скорость (разлета Вселенной) и угол (постоянный для двух любых интересующих нас объектов)... Я внятно говорил? Равжин оторвал взгляд от схемы. - Но: Земля - шар. Значит, существует и какая-то толщина линии? - Да. - С-нов прислонился спиной к стене. - По школьным урокам ты должен знать, что происходит с объектом любых размеров, который движется со скоростью “цэ”. - То есть, ты смотришь со стороны?.. - Это главное. Остальное всё просто. - И мы наблюдаем лишь часть Вселенной? - Причем - только ее прошлое. - Мне сложно так сразу... Я должен подумать. - Пожалуйста. Не вижу - над чем... Равжин посмотрел на часы. - Мне пора уходить... Ты говорил тогда, что есть статья об этом... Что ты посылал в журнал... Ты не мог бы дать мне?.. С-нов молчал в нерешительности. - Всего на несколько дней. - Хорошо. Он выдвинул ящик стола и достал синюю пластиковую папку. - И рисунок. С-нов вложил лист. Они поднялись: Равжин - со стула, С-нов - с кровати. Уже выходя, Равжин напомнил: - Мария думает, что ты не придешь… Она не просила ничего передавать. Но... - Я понял. Ты обещаешь принести рукопись сюда. - Да. Я не об этом... Я приду послезавтра. Но… - Я жду. |
|||||
|
|||||
Обновления